Важно, чтобы дети испытывали теплую привязанность к своим родителям и воспитателям, и чтобы эта привязанность не оказалась преданной взрослыми. Профессор Rien van Ijzendoorn (Лейденский университет) о долгом эхе травмы раннего детского возраста.
В Египетском музее Берлина есть замечательная стела – фрагмент из известняка, на котором изображен фараон Эхнатон, его жена Нефертити и их трое маленьких детей. Отец Эхнатон целует одного из детей в носик. Двое других дочерей устроились на коленях Нефертити и играют ее украшениями.
Этот фрагмент подтверждает предположение о том, что теплая привязанность между детьми и обоими родителями – отцом и матерью – существовали уже как минимум 3.000 лет назад. Теплая привязанность (англ. attachment) – это не выдумка современного Запада. Привязанность к родителям и дедушкам и бабушкам обнаруживается во всех исследованных культурах – и не только в Северной Америке и Европе, но и в Израиле, Японии, Китае, Чили, Мали, Замбии и Новой Гвинее.
Дети привязываются не только к родителям, но и к другим людям, вызывающим у них доверие, и это наблюдается в самых разнообразных условиях воспитания. Прежде всего, они ищут близости и защиты у человека, которому они доверяют, если им страшно, в ситуации напряжения или когда они расстроены. Наличие этой тесной связи с родителями позволяет им регулировать свои подчас захлестывающие эмоции и выискивать для себя условия, в которых они хорошо и уверенно себя чувствуют. Дети, воспитывающиеся в интернатах и не имеющие постоянного воспитателя, испытывают постоянное напряжение. Это выражается, например, в аномально высоких уровнях у них гормона стресса кортизола.
Основы научных исследований детской привязанности заложил еще Чарльз Дарвин - он первым начал регистрировать у своих собственных детей улыбки, плач и другие ранние проявления привязанности. В первой половине прошлого века такие разные авторы как Фрейд и Watson писали о связи между младенцами и матерью при грудном кормлении. Материнское молоко якобы мотивирует ребенка оставаться вблизи источника питания. Это пример обучения через механизм условного рефлекса.
Приматологу Harry Harlow выпала честь показать, что материнская любовь пролегает не через желудок. Малыши обезьян-резусов в ситуации стресса крепко цеплялись за ''меховую'' искусственную маму, а не искусственную маму из проволоки, даже если последняя всегда обеспечивала им питание. Harlow предположил, что любовь в целом, и детская привязанность, в частности, связаны с лаской.
Британский детский психиатр John Bowlby был первым, кто признал значимость экспериментов Harlow на животных для привязанности у детей человека. Возможно, именно традиционное английское воспитание с гувернантками и школами-интернатами позволило ему уже в раннем возрасте осознать значение теплой привязанности. В 11-летнем возрасте он посылал родителям письма, полные тоски по дому.
Bowlby предположил, что младенцы имеют в своем арсенале поведение (например, плач), нацеленное на пребывание вблизи себе подобных, обеспечивающих им защиту. Чувство привязанности является врожденным; оно обеспечивает выживание индивида и продолжение рода, и оно глубоко укоренено в эволюции человека.
И действительно: никто не может противостоять натиску привязанности – даже в случаях тяжелых нарушений социальных навыков, например, у детей с аутизмом. И так как привязанность идет не через желудок, нельзя говорить об уникальной теплой связи исключительно с биологической матерью. Роль объекта привязанности могут выполнять и другие, в т.ч. профессиональные, воспитатели, если они достаточно часто и достаточно интенсивно общаются с ребенком. Именно поэтому так важны педагогические качества воспитателей в детских учреждениях.
Привязанность является великолепным примером врожденного качества, которое в то же время полностью определяется средой.
Являются ли детские годы ключевыми для взрослой жизни? Крайне нечувствительное воспитание, например, жестокое отношение к ребенку или педагогическая и эмоциональная запущенность в детском возрасте, оставляют после себя глубокие борозды. Подобные переживания в раннем возрасте поражают генетический уровень ребенка, что может привести в результате к необратимым изменениям в экспрессии генов. Таким образом, переживания от детской привязанности в условиях отсутствия безопасности могут перейти во взрослый возраст и даже наложить отпечаток на следующее поколение.
Травма преданного базового доверия
Ученые из Лейденского университета выяснили, как жестокое обращение с ребенком может повлиять на его способность прорабатывать психологическую травму или тяжелую потерю. Проф. Rien (Marinus) van Ijzendoorn уже много лет исследует, как у маленьких детей формируется чувство привязанности к своему воспитателю и как это сказывается позднее на способности прорабатывать тяжелую потерю или травмирующую ситуацию. В частности, каково влияние эмоциональной запущенности ребенка и жестокого отношения к нему, и различных злоупотреблений со стороны взрослых.
В сентябрьском номере журнала Biological Psychiatry (2010, Sep. 1, vol.68(5), p. 405-7) появилась публикация группы van Ijzendoorn совместно с американскими коллегами о связи непроработанной потери и травмы с так называемыми эпигенетическими изменениями в гене, участвующем в возникновении депрессии.
Эпигенетические изменения – это такие изменения, которые структурно изменяют ДНК, не меняя при этом ее базовой последовательности. Эта первичная структура определяется при зачатии генами отца и матери. После этого происходят эпигенетические изменения, и это влияет на активность какого-то гена или группы генов. Примером эпигенетических изменений является метиленирование. При этом ''метиловая группа'' присоединяется к определенным ''кирпичикам'' ДНК. Метиленированную ДНК трудно или невозможно прочитать. По этой причине в сильно метиленированных областях ДНК находятся гены, активность которых изменена.
Исследования на крысах показывают, что эмоциональная запущенность потомства запускает в том числе метиленирование гена глюкокортикоидного рецептора, который играет важную роль в стрессовой системе. У таких крыс оказалась необратимо изменена в головном мозге система обратной связи для кортикостерона.
Van Ijzendoorn: ''Таким образом, среда является причиной выраженных молекулярных изменений в ДНК головного мозга, что влияет на экспрессию генов и производство белков. Метиленирование гена глюкокортикоидного рецептора показывает в данном случае, как неблагоприятное воспитание закрепляется в биологии, и таким образом обеспечивает долговременность эффекта''.
Результаты, полученные на крысах, были проверены в исследовании 36 умерших молодых людей, 24 из которых совершили самоубийства. В половине этих случаев в детстве была история злоупотреблений со стороны взрослых (жестокое обращение и сексуальные злоупотребления). 12 случаев смертей приходились на дорожно-транспортные происшествия. У самоубийц с историей в детстве враждебного отношения среды в гиппокампе (зоне, связанной с памятью и эмоциями) обнаружено убедительное усиление метиленирования, по сравнению с гиппокампом в двух других подгруппах умерших.
Van Ijzendoorn исследовал аналогичный феномен среди живых, в частности, проработку потерь и психологических травм в связи с генетическими особенностями гена-транспортера серотонина. Этой молекуле в головном мозге отводится особая роль при депрессиях, и на нее воздействуют антидепрессанты типа прозака. Данный ген существует в двух вариантах – короткий и длинный (в английском обозначается соответственно как s и l). Если человек от отца и матери унаследовал два длинных варианта этого гена (ll), то он от природы лучше способен прорабатывать травму, чем человек с двумя короткими вариантами гена (ss).
Van Ijzendoorn с коллегами проанализировали психическое состояние и особенности ДНК у 143 лиц с опытом травмирующих переживаний. Они увидели, что степень проработки травмы оказалась сильно связана с метиленированием гена-транспортера серотонина. При этом защитная роль варианта ll уменьшалась по мере усиления метиленирования данного гена.
''Как точно работает этот механизм, мы пока не знаем, - говорит Van Ijzendoorn. – ''Из предшествующих исследований мы знаем, что жестокое обращение необратимо изменяет экспрессию ДНК в клетках. Сейчас мы обнаружили, что это влияет на последующую проработку травмы. Мы должны подробно ''закартировать'' воспитание и замерить эффект факторов среды, особенно факторов прошлого. Мы видим, что воспитание сказывается на генах''.
Привязанность, травма и психиатрическая классификация
Итак, регулирование эмоций и безопасность детей определяются в первую очередь родителями. То, как сами родители регулируют свои эмоции и относятся к ребенку, в значительной мере определяет качество отношения привязанности, которое формируется у ребенка. Если сами родители травматизированы, или безопасная привязанность у них отсутствует, то это будет влиять на их способность сдерживать свои собственные эмоции и эмоции ребенка. Родители даже могут представлять угрозу для ребенка, например, в случаях жестокого и неправильного обращения. В зависимости от тяжести таких проявлений, возможно нарушение у ребенка нейроэндокринного обмена и снижение устойчивости в отношении внешних воздействий, т.е. травматизация, причем даже независимо от наличия отношений ''безопасной привязанности''.
Диагностика здесь ''завязана'' на особенности развития, в том числе в области привязанности и травмы. Именно поэтому специалисты ведут дискуссию о введении расстройств, обусловленных травмой, в классификации DSM-V и МКБ-11, а также о лучшей интеграции в современную психиатрию понятий привязанности и травмы.
По материалам:
Van Ijzendoorn R. Hechting. - de Volkskrant, 03.07.10, Sect. Intermezzo, p. 15
Wie als kind wordt mishandelt, wordt in zijn genen geraakt - de Volkskrant, 03.07.10, Sect. Wetenschap, p. 6
Van Hoof M.J., Rinne-Albers M.A.W. Hechting, trauma en psychiatrische classificatie. – Tdschr. Psychiat., 2010, Suppl. 1, p. 199-200.
|
