Исследователи из Роттердама применили виртуальную реальность для лечения людей, пострадавших в детстве от сексуальных злоупотреблений со стороны взрослых.
В англоязычной специальной литературе сексуальными злоупотреблениями называют действия сексуального характера со стороны взрослых в отношении детей. И акцент здесь делается на злоупотреблении взрослым доверием малыша, который еще не имеет достаточного жизненного опыта и привык видеть во взрослых защитников, и поэтому оказывается беспомощным в ситуации, когда подчас близкий ему человек использует его для удовлетворения своих сексуальных фантазий и желаний. Последствием для ребенка может быть испорченная жизнь – психологическая травма может обернуться внутренним клеймом, пограничным личностным расстройством, депрессией и т.д. Хотя область эта очень закрытая…
Ученые из Роттердамского университета использовали для лечения лиц, пострадавших в детстве от сексуальных злоупотреблений со стороны взрослых, компьютер: пострадавшим предлагалось выстроить пространство ситуации, в которой над ними было совершено надругательство. Речь идет о применении виртуальной реальности.
''Где это случилось? Часто ли это происходило? Кто это был? Что точно он делал? Эти вопросы из учебного пособия уже сами по себе были очень тяжелыми для Лизы. А теперь пришел черед следующей части терапии, которой Лиза особенно боялась. С помощью специальной компьютерной программы 33-летняя амстердамка должна была воссоздать то место, в котором она когда-то пострадала от сексуальных злоупотреблений. Сидя дома за своим компьютером, Лиза перемещала виртуальные стены, двери, окна и мебель. В середине комнаты она поместила постель, слева – ближе к окну – стул. Около постели она поместила двух человечков: взрослый мужчина и маленькая девочка. Девочкой была она сама. Мужчина – ее покойный дед.
Лиза – одна из испытуемых, участвующих в последние несколько месяцев в новой экспериментальной терапии, разработанной психологом Elke Geraerts из Роттердамского университета. Geraerts специализируется в проработке психологической травмы после сексуальных злоупотреблений. ''Люди с подобным опытом в жизни нередко выбирают стратегию страуса - голову в песок и больше об этом не думать. Но такие сильные воспоминания просто так не вытесняются. Тот, кто пытается все-таки от них убежать, потом нередко обрастает самыми разными жалобами – это может быть тревога, нарушения концентрации, депрессии, ночные кошмары, раздражительность, агрессия. Возможно все, и с очень тяжелыми последствиями''.
Дед Лизы – сам тому пример. Во время 2-й Мировой войны он побывал в концентрационном лагере, но никогда не обмолвился ни словом о войне. Никто не знал, какие переживания у него были связаны с этим периодом. И потому никто не понимает, почему в 80-е годы он совершил преступление по отношению к своей пятилетней внучке. И случилось это неоднократно – в то время, когда ее привозили погостить к деду.
Сама Лиза много лет молчала о своей травме, но со временем она стала причинять ей все больше и больше страданий. В студенческие годы девочка не осмеливалась выйти из дома, и у нее началась булимия. ''Я засовывала два пальца в рот, чтобы вызвать рвоту, чтобы избавиться от того, что я съела. Но на самом деле я хотела избавиться от своих воспоминаний, чтобы перестать испытывать чувство отвращения к самой себе''. Дела пошли чуть лучше после того, как она наконец поделилась своей тайной с друзьями и обратилась за помощью к психотерапевту. Но ее прошлое, связанное с сексуальным злоупотреблением, оставалось крайне болезненным ''оголенным нервом''. ''Когда я услышала в новостях об очередном скандальном случае сексуальных злоупотреблений с участием большого количества детей, я была совершенно выбита из равновесия и две недели была не в состоянии работать''.
Конфронтация с прошлым – набраться сил и взглянуть в лицо своему страху и боли. Именно это, по мнению Geraerts, единственный способ избавиться от жалоб. У данного метода есть свое теоретическое обоснование: через пробуждение воспоминаний в условиях безопасного окружения в памяти формируются новые ассоциации. При повторном переживании ситуации сексуального злоупотребления пациенты физически чувствуют, как в их теле нарастает страх, как будто бы все происходит здесь и сейчас. И в то же время они замечают, что это не совсем так – они все еще живы.
И когда впоследствии мысли спонтанно обращаются к теме сексуального злоупотребления, то пациенты уже боятся меньше. Ведь они уже мысленно побывали тут раньше, и тогда тоже все обошлось. В профессиональной литературе, посвященной проработке травмы, Geraerts обнаружила, что наиболее успешными оказались терапии, которые максимально фокусировались на подробностях травмирующего события. Как выглядел преступник? Что точно он делал? Какой там был запах? Как будто человек может изгнать демонов из своего прошлого, только заглянув им в глаза.
Тогда Geraerts пришла идея продвинуться чуть дальше на этом пути. Во время конгресса, посвященного военнослужащим с посттравматическим стрессовым расстройством, она разговорилась с исследователями из Технического университета в Дельфте. Совместно они разработали программу виртуальной реальности, которая позволяла лицам, пострадавших от сексуальных злоупотреблений, воссоздать пространство, в котором они подверглись сексуальных посягательствам или были изнасилованы.
''У меня даже пальцы вспотели, когда я выстраивала ту комнату,'' – говорит Лиза. ''Для любого другого человека это выглядит как угловатый компьютерный рисунок. Но для меня это было иначе – на меня нахлынули ощущения. Дыхание моего деда, поскрипывание кровати. Я его спрашиваю: ''Что ты делаешь? Зачем ты это делаешь?'' Он ничего не отвечает''. Лиза неожиданно вспомнила, куда она смотрела, когда все это происходило – на тикающий на прикроватной тумбочке будильник. ''Может это и кажется странным, но я всю жизнь испытываю ненависть к настольным часам. Я не хочу их в своем окружении. Наверно, это началось именно тогда''.
Началась ли нелюбовь Лизы к настольным часам действительно с будильника в доме деда? Насколько надежны воспоминания ребенка пятилетнего возраста? Этой теме Geraerts посвятила свою диссертацию, защищенную в 2006 (ориг. на англ. Remembrance of things past – The cognitive psychology of remembering and forgetting trauma'' – полный текст диссертации доступен в интернете –прим.перев.).
Довольно часто ложными оказываются прежде всего заявления о перенесенных злоупотреблениях, которые ''всплыли'' во время психотерапии. ''К сожалению, еще существуют психотерапевты, которые начинают расспрашивать о травме. Например, задают наводящие вопросы, типа ''Ваши жалобы похожи на жалобы людей, страдающих посттравматическим стрессовым расстройством. Не было ли у Вас в детстве какого-то тяжелого опыта?''
Испытуемые с такими ''вновь обнаруженными воспоминаниями'' были исключены из участия в исследовании. Кроме того, все участники исследования были протестированы на предмет надежности их воспоминаний. В лаборатории им показывали длинный перечень слов: курица, машина, собака и т.д. Иногда за словом следовало соответствующее изображение, а иногда – нет. Потом испытуемых спрашивали, какие слова сопровождались соответствующими рисунками? Так исследователи проверяли, насколько хорошо испытуемые могли разделять реальность и фантазию.
Geraerts продолжает поиски испытуемых, которые соответствуют всем критериям, т.е. у них надежные воспоминания, и они подверглись сексуальным злоупотреблениям в возрасте старше 4-х лет. Если это было раньше, то не имеет смыслом этим заниматься – мы мало что помним об этом периоде.
Избавленные от бремени
По настоящее время в роттердамском эксперименте приняло участие около 30 испытуемых. До начала эксперимента и после его окончания участники исследования заполняли подробные опросники, описывающие их настроение. ''Я почти не поверила своим глазам, когда увидела наши данные,'' – говорит Geraerts. Вначале большинство страдало посттравматическим стрессовым расстройством. А потом почти у всех оно ушло. И все это при помощи терапии, которой они следовали в домашних условиях, в течение четырех недель, два часа в день''. Лиза тоже очень позитивно отзывается о терапии. ''Я не знаю, сможет ли виртуальная реальность окончательно разрешить мою проблему. Да и вопросы о сексуальном злоупотреблении, написанные в руководстве уже были конфронтационными сами по себе''.
В чем же преимущества именно виртуальной реальности? Geraerts не сравнивает результаты в группе виртуальной реальности с результатами в контрольной группе. ''Хотя это абсолютное требование для доказательства эффекта терапии,'' – говорит профессор методологии и статистики Martijn Berger (Маастрихтский университет).
Berger обобщает свои суждения. Крайне позитивный результат в данной селективной группе мотивированных испытуемых может оказаться совпадением. Также возможно, что участникам эксперимента стало лучше в результате внетерапевтических эффектов, например, это могло быть естественное выздоровление, следствие внимания медиа к их проблеме или просто-напросто хороший разговор с другом или подругой.
Кроме того, никто не отменял и плацебо-эффект, при котором состояние пациентов улучшается только потому, что их жалобами вплотную занялись серьезные исследователи. Berger: ''Было бы лучше помимо группы виртуальной реальности посмотреть группу, в которой применяется стандартная терапия. Тогда это будет действительно хороший сравнительный материал''.
Geraerts же не видит необходимости в контрольной группе: ''Наши испытуемые в прошлом нередко уже перепробовали самые разные формы психотерапии. Они не обеспечили достаточного эффекта – иначе бы они не появились у нас. На мой взгляд, то, что им после четырех недель нашей терапии, заключительная часть которой была представлена виртуальной реальностью, стало лучше, для меня является достаточным доказательством эффекта данного метода''.
Испытуемую Лизу мало интересует научная сторона эксперимента. ''После этой терапии мне не так страшно. Когда я возвращаюсь мысленно к тем событиям, я уже не впадаю в панику, потому что знаю, что отрицательные эмоции потускнеют, потеряют яркость''. В то же время она понимает, что ей никогда не удастся проработать травму полностью. ''У меня сохраняются трудности с обретением друзей, с сексом. Мне требуется много времени, чтобы начать доверять человеку''. Кроме того, Лиза так и не простила своего деда, даже если тот вернулся из концлагеря ''не в себе''. ''Он умер, когда мне было 12 лет. И хорошо. Я вообще-то против смертной казни, но ему бы я без малейших колебаний перерезала горло''.
По материалам:
Terug in het bed met opa. – De Volkskrant, 14.01.12, Sect. Wetenschap, p. 1-2.
|
